Такая работа не для меня

Последние дни в "Хилтоне" провел я в ужасном волнении. Один день мне хотелось бросить работу, и я решил ее бросить, обосновывая это решение множеством причин. "На хуй мне такая жизнь, -- думал я раздраженно, -- денег у меня все равно нет даже для того, чтобы снять нормальную квартиру, устаю я жутко, иной раз ложусь спать в 8 часов вечера, знакомств не завел в ресторане, язык почти не подвинулся, каков же смысл моей работы здесь? Уйду, и никаких мук перед Гайдаром испытывать не буду, какого хуя еще перед Гайдаром стыдиться. Мы не рабы, рабы -- не мы. Или все, а если нет -- вэлфер.

На другой день, в мой выходной, когда мне нечего было делать и снова во всем блеске являлась ко мне моя дьяволица Елена, я, измученный свободным временем и надеясь опять, что работа убьет мои муки, решил остаться в "Хилтоне". Но проработав пару дней после выходного и снова засыпая едва не в 8, я раздражался. Идя с работы через бурлящие народом 6-ю, 5-ю и Мэдисон-авеню, я думал опять: "Уйду, уйду завтра же, хватит себя убивать, в конце концов, если бы я хотел стать официантом и мыслил свою дальнейшую жизнь как официанта или носильщика жизнь, тогда можно было бы работать".

Утром в темноте, идя на работу, я за шесть минут совершал экскурс по всей мировой литературе -- столько в мою голову всякий раз лезло строчек. Ни хуя себе официант! Больше всего почему-то, едва ли не каждый день, вспоминалось мне стихотворение великого нашего русского поэта Александра Блока "Фабрика"... В соседнем доме окна жолты... Дальше я пропускал ненужные мне строчки и полностью произносил последнюю фразу.

Они войдут и разбредутся,

Навалят на спины кули.

И в жолтых окнах засмеются,

Что этих нищих провели.

И вот, идя на работу, возвращаясь с работы, я чувствовал себя таким нищим, одним из тех, кого провели. Моя родная русская литература не давала мне стать простым человеком и жить спокойно, а вот хуй-то, она дергала меня за красную куртку басбоя и высокомерно и справедливо поучала: "Как тебе не стыдно, Эдичка, ведь ты же русский поэт, это каста, дорогой, это мундир, ты уронил честь мундира, ты должен уйти отсюда. Лучше нищим, лучше, как жил в конце февраля, -- нищим бродягой".

Э, я не вполне доверял своей русской литературе, но я прислушивался к ее голосу, и она меня все-таки домучила. Постоянное "И в жолтых окнах засмеются, что этих нищих провели", под желтыми окнами я подразумевал Парк-авеню, Пятую и их обитателей, заставило меня однажды подойти к Фреду-менеджеру и сказать ему: "Простите, сэр, но, посмотрев на эту работу, я пришел к выводу, что такая работа не для меня, я очень устаю, а мне нужно учить английский, я хочу уйти. Вы видели, я хорошо работал, если вам нужно, я выйду еще один или два дня, но не более того".

Я хотел, но не сказал ему, что я не могу, органически не могу прислуживать и мне неприятны его посетители. "Я не хочу служить буржуазии", -- хотел я ему сказать, но из-за боязни, что получится слишком пышно, не сказал, только из-за этого.

Цитата из книги "Это я – Эдичка" (Эдуард Лимонов)